Юрий Крупнов рекомендует

com/roslenkostroma.

Подробнее

От первого лица

Примите участие в проекте
Создайте свой проект
Версия для печати

Город: модель для сборки

08.06.2011 | Автор: Дмитрий Данилов

Дефицит города

Городская Россия страдает одной очень странной болезнью. Условно ее можно назвать хронической недоколонизацией русского городского пространства. Русские города появлялись и развивались, практически не испытывая культурного влияния остатков античной урбанизации, в отличие от европейских городских центров, которые возникали на месте древних римских городов или фортов. У Руси, в отличие от западноевропейских стран, никогда не было даже «чересполосных» соседей с развитой городской культурой, от которых можно было перенять ее формы – соседи по Восточной Европе долгое время были миром точно таких же сельских стихий, к тому же враждебно настроенным по отношению к древнерусскому государству. Некоторое исключение из этого правила составляла Новгородско-Псковская земля, испытавшая влияние немецкой городской культуры и Великого княжества Литовского. Однако дальше отдельных вкраплений в городской ландшафт Древней Руси эти влияния не пошли – связи с русской городской «материнской платой» оказались намного сильнее.

Кроме того, Русь как северо-восточная граница европейской Ойкумены, сталкивалась с совершенно другими угрозами, чем Европа, будучи на востоке окружена полукочевыми племенами с абсолютно иной культурной матрицей. Они не знали развитой городской культуры, которая могла бы репродуцировать долговременные неагрессивные связи со своими соседями.

В итоге город в России возникал как бы сам по себе, превращая русские городские поселения в своеобразные «временные крепости», которые не мыслились без связи с окружающим сельским миром. Если в Европе город эволюционировал как очень плотный и хорошо защищенный мир цеховых коммун, состоящих из горожан, принципиально отличающихся от крестьян, то в России грань между городом и деревней всегда была очень условной. В те моменты, когда небольшой русский город переставал быть по своему значению реальной военной крепостью, он просто превращался в улучшенную деревню. В этом заключается еще одно характерное различие европейского и русского городских миров: если европейский город, расширяясь со временем от крепостных стен, копировал их внутренний мир, русский город копировал мир внешний. Пригороды даже современного русского провинциального городка легко спутать с селом. Русский горожанин, в отличие от горожанина западного, всегда был связан тысячами многомерных нитей с окружающими селами и деревнями, которые если и исчезали, то очень медленно. Чаще всего они просто застывали в некоей средней форме.

Эти «родовые травмы» русского города и сформировали специфический городской мир России — вначале как мир необходимых «времянок», а затем как гибридный мир плавного перехода между городом и деревней, которой условно можно назвать миром Слободы. В этом мире были как свои плюсы, так и свои минусы. Как прекрасно показал Александр Елисеев, в отличие от городской Европы времен Средневековья с ее нагромождением домов и узкими улочками со сточными канавами посередине, в русском городе плотность застройки была намного ниже, многие горожане могли держать скотину с выпасом, разбивать сады и огороды. При этом сама планировка русского города была перенасыщена свободным пространством, находясь в открытой перспективе. Она была встроенной в сельский пейзаж, в отличие от закрытого отгороженного пространства городской Европы, все за которым было враждебно горожанам.

Этот уникальный мир русских слобод плавно перетекал в сельский мир не только на уровне повседневного быта, но и на уровне сознания. В этом был заложен значительный процент прочности, так как традиционный русский город всегда легко воссоздавался. Однако, в этом присутствовал и его существенный недостаток: русский город так и не выработал собственно городского сознания, он не создал устойчивого Горожанина в нормальном смысле слова, который воспринимал бы Город как свой естественный микрокосм.

С другой стороны, лакуна нормального городского самосознания, которое развивалось очень медленно и лишь в локальных социальных стратах, породила еще одну уродливую картину. Ставка на вхождение России в «семейство просвещенных европейских держав», получившая со времен Петра I необратимый характер с течением времени породило устойчивый комплекс неполноценности русского пространства перед Европой, что не обошло и городской мир. Не помогли в этом отношении ни прогрессивные городские реформы Екатерины II, ни «Городовое положение» 1870 года Александра II , ни последующая большевистская индустриализация. Мир традиционных русских слобод и шире - мир русской городской провинции стал восприниматься как отсталый, грубый, темный мир абсолютного безвременья, в котором никогда ничего не происходит. Как поется в одной песне: «А здесь белые стены и немая тоска».

Именно из этого комплекса перед городской Европой берет свое начало русское желание провинциальных горожан переселиться в более крупный город. Жители волостного центра даже когда и не мечтали всеми правдами и неправдами переехать в губернский город, то мнили его несравнимо более высоким стандартом бытия. В свою очередь, обитатели губернского города точно так же мечтали о столичной жизни. Кстати, по обеим русским столицам этот комплекс неполноценности ударил другим концом. Москва и Санкт-Петербург в этой цепочке «лучшей городской жизни» были не просто крайними пунктами. Они становились не просто столицами, а Единственным Полноценным Городом, куда мечтали перебраться все. Другие, даже сравнительно крупные города в этой гонке даже при относительно высоких импульсах развития городов во второй половине XIX века продолжали рустифицироваться, превращаясь в «большие деревни». В конце XIX-XX веков часто эта рустификация была прямой: жители сел и деревень перебирались в города, нанимаясь на фабрики и заводы новоиспеченных русских капиталистов.

В этом процессе, кстати, проявились еще одни негативные черты русской урбанизации: бывшие крестьяне становились не горожанами, а приписанными к производству пролетариями, в центре мира которых находился завод, а не город. Несложно понять, что при серьезном изменении экономической конъюнктуры в царской России, не говоря уже о масштабных революционных потрясениях, такие люди быстро десоциализировались и люмпенизировались, обрывая и без того экстенсивную цепочку воспроизводства городской культуры.

Под железной пятой Моногорода

Вечная и «проклятая» скачкообразность развития России путем непременных социально-политических катастроф в этом отношение играет стратегическое значение для урбанизации. Кризис Московской Руси и радикальная перекройка «русского космоса» реформами Петра, кризис бюрократической модели имперского периода и последующая смута трех русских революций, деградация и развал СССР – все эти катастрофы сказались на городском пространстве России, которое было лишено как устойчиво воспроизводящей себя городской культуры, так и планомерного целевого развития урбанической инфраструктуры. Стихийная урбанизация, ломающая, а не развивающая предыдущую урбаническую «волну», стала визитной карточкой русского городского мира.

Но хуже всего то, что даже когда эта революционная «ломка» была востребована острой государственной необходимостью, на другой чаше весов которой лежал вопрос выживания самой страны (как в случае сталинской индустриализации), предрасположенность к инерционному сценарию было заложено в само основание типа советской урбанизации. С одной стороны, отсутствие развитой городской культуры, устойчивого класса горожан и мощного городского самосознания, а с другой - отсутствие восприятия государством города как полноценного субъекта действия, а не только объекта государственной градостроительной политики, привнесли свое негативное влияние. Подмена государственной политикой собой как квинтэссенции абсолютно всех измерений урбанизации сделало нашу страну заложником одномерной урбанизации в советское время.

До сих пор, как верно заметил ведущий научный сотрудник ЦНИиП градостроительства Александр Стрельников, города как такового нет в сознании государства, город с позиции государства – это недоразумение, в результате чего городские жители по закону проживают не в городах, а на «административных территориях».Планы индустриализации и дальнейшего экономического развития СССР сделали востребованной задачу сверхконцентрации отраслевых индустриальных потенциалов в отдельном месте, что дало старт феномену, который сегодня называется «моногород». Советские промышленные центры формировались вокруг мощных предприятий –отраслевых пионеров, соответственно вся логика их развития в дальнейшем была подчинена развитию градообразующего предприятия. Такими центрами стали Магнитогорск, Комсомольск-на-Амуре, Норильск, Тольятти, Братск, Ангарск, Апатиты, Новый Уренгой и многие другие новые города СССР. Например, только в Сибири больше половины городов возникло после Великой Отечественной войны, давай бесценный стимул для развития сибирских территорий.

Город как бы «обсуживал» промышленный гигант, а он, в свою очередь питал город, служил не только его ресурсной «коровой», но и важной имиджевой карточкой, привлекающей новые кадры, новые инвестиционные потоки, планы развития инфраструктуры и т.д. Эта модель была востребована в период расцвета индустриализма в 30-60-е годы XX века, но уже в 70-е годы ставка на город лишь как на придаток крупного промышленного центра стала «давать сбои». Во всем мире с началом пост-индустриальной эпохи стало понятно, что развитие городской инфраструктуры должно быть комплексным, многомерным, в котором промышленное развитие является пусть важным элементом, но всего лишь частью новой урбанистики, в которой город-технополис неразрывно связан с городом-экополисом.

К сожалению, качественного скачка советской городской цивилизации так и не произошло. Причин этому очень много, но одной из важнейших которой следует назвать искажение мобилизационного сценария развития, который после смерти И.В. Сталина не был переведен на следующий уровень. Изменились государственные задачи, стали другими потребности общества, изменилось само пространство, преображенное индустриальным рывком сталинской эпохи. Однако реализация градостроительных стандартов происходила лишь как апгрейд политики уже не работающей сталинской мобилизации. В тот момент, когда весь мир стал отходить от стандартов проживания в переполненных мегаполисах и даун-таунах, обратившись к усадебно-малоэтажному типу застройки и жизни в новых зеленых пригородах в кондоминимумах и таун-хаусах, в нашей стране доминировали прямо противоположные процессы. Большинство советских людей были приучены к абсолютно противоположной мечте – всеми правдами и неправдами заполучить заветную бетонную конуру в каменных джунглях с их болезненным ритмом и считать обитание в такой конуре своим жизненным триумфом.

Модернизированный стандарт бытия оставался по сути тем же мобилизационным, но в отличие от сталинской эпохи стал играть инерционную роль. Советский горожанин по-прежнему рассматривался как человеческий материал, привязанный к тому или иному производству, поэтому среда его обитания представляла все тот же барак, только бетонный и со всеми удобствами. При этом с середины 60-х годов правительство СССР вообще минимизировало и вплоть до горбачевской перестройки практически не выдавало новые земельные участки под дачное строительство. Эта политика сопровождалась грубейшими ошибками, среди которых стоит назвать две: добровольно-принудительный сгон крестьян с частных домовладений в «хрущобы» в конце 50-х-начале 60-х годов и политика «стирания грани между городом и деревней», вылившейся в абсолютно извращенную попытку строительства на селе «агрогородов», ничем хорошим не закончившуюся. Вместо формирования связующих звеньев субурбиального значения - развития органичных пригородов как в городском пространстве, так и в сельском (усадебный тип урбанизации) советская власть пыталась все пространство превратить в среднеарифметический город. Итоги этой политики плачевны: как советское государство ослабло, а за тем и рухнуло, великое множество городов стало испытывать системные трудности, так как в иных рамках, кроме поддержки градообразующих промышленных предприятий, целиком и полностью зависящих от государства, эта городская модель развиваться не могла.

В итоге, обитая на огромных пространствах русской Евразии, мы до сих пор живем в крайне неудобном для проживания мире. При всем изобилии нашей земли, мы считаем стандартом бытия жизнь в переуплотненных городах и бетонных многоэтажных коробках, малопригодных для развития и поднятия на ноги ни полноценной семьи, ни полноценного народа. Нет ничего более десоциализирующего для человека, чем отсутствие горизонтов развития. Из-за этого отсутствия, все мы давно превратились во внутренних варваров в собственной стране, привыкших безжалостно эксплуатировать остатки некогда цветущей инфраструктуры своей цивилизации.

Модельные города: постановка проблемы

Сегодня мы пришли к тому, что целевое видение урбанизации как стратегической политики на государственном уровне отсутствует. Из-за этого отсутствия последние 20 лет господствующей градостроительной политикой была т.н. «точечная застройка» в существующих городах. Ее основной довод таков: она требует минимальных вложений, без дополнительных архитектурных «нагрузок»: не надо подводить дороги, «выстраивать» перспективы, мыслить кварталами. В результате за это время практически «доедены» все ресурсы городских пространств, оставшиеся в наследство с советских времен. Пустые земельные участки в крупных городах, особенно в их центре – давно застроены, резервы по электроэнергии истощены, транспортный потенциал перегружен сверх меры. Результаты «не требующей вложений» точечной застройки особенно наглядны в Москве: мегаполис стал не просто тесным и неудобным для жизни, он стал памятником собственной стагнации. Дальнейшее его уплотнение приведет только к коллапсу. А ведь сегодня согласование строительства дома в той же Москве занимает около двух лет. Сколько же понадобится времени, чтобы «разгрузить» Москву, когда отсутствуют генпланы окружающих территорий и схем развития коммуникаций?

Эту проблему на проектной сессии, прошедшей в московском центре Движения развития и посвященной модельным городам, затронул лидер общероссийского общественного движения «Будущее России» Василий Пугачев. По его мнению, сейчас стоит задача разгрузки транспортных потоков за счет строительства городов-спутников вокруг Москвы. Однако гипертрофированное развитие мегаполиса привело к тому, что вокруг Москвы нельзя строить города-спутники по схеме моногородов – старая схема приведет лишь к новым коллапсам.С другой стороны, задача чисто утилитарного расселения людей в новых пригородах вокруг большого города, в «вынесенной» инфраструктуре может решать проблемы данного мегаполиса, но не проблемы комплексной урбанизации. Люди по-прежнему будут стремиться переезжать в крупные города и проблема запустения территорий страны при этом остается острой. Не потому ли эта идея практически не противоречит идее проекта создания в России 20 гиперурбанизированных агломераций со скученным со всех областей и районов на относительно небольшом «пятачке» населением? О нормальной урбанизации и о развитии страны в этом случае можно забыть очень надолго, если не навсегда.

Да, сейчас в стране возникают новые города (всего в проекте их около 30, наиболее известный пример – город-порт Усть-Луга на Балтике). Однако все они подчинены не целевому планированию, а принципам прежней индустриальной схеме, лишь немного скорректированной под сегодняшние корпоративные бизнес-интересы. Снова новые города зависят от производственной конъюнктуры, а к чему это может привести, мы все хорошо помним. Поэтому сейчас очевидно одно: в XXI веке в России градостроительная политика невозможна ни по прежнему индустриальному принципу, ни по еще более старому - аграрному. Стране нужен новый проект - строительство сети новых городов с 10-50 тысячами жителей и сети кластеров промышленного развития в рамках государственно-частного партнерства. Каждый из таких городов (всего их около тысячи) станет локомотивом развития экономики региона вокруг него. Только такой подход позволит одновременно преодолеть «неразрешимые» проблемы России: осуществить структурную перестройку экономики в условиях кризиса и массово обеспечить граждан высококачественным жильем.

Главной целью проекта является организация сети новых рабочих мест, требующих высококвалифицированного труда, и современного комфортного и предельно экономичного жилья как достаточно автономного передового поселения, выступающего инновационным центром и оператором преобразования экономики и социальности всего региона. Новые города должны стать пространством жизни с лидирующим качеством по всем направлениям, отработки и культивирования нарождающегося сегодня седьмого технологического уклада.

Но как осуществить этот проект, если у государства нет даже внятной урбанистической политики, не говоря уже о самом понятии «модельный город»? По мнению заведующего лабораторией Института демографии, миграции и регионального развития Олега Цымбала сейчас необходимо сосредоточиться на трех основных моделях города: проекте космического центра на Дальнем Востоке, проекте нового «станкограда» (например, в Иваново) и проекте города развития Золотого Кольца России.Основная цель этих показательных проектов – разработать и понять, как реализуется модель города в разных ипостасях и что вообще она из себя представляет. В этом отношение ценно замечание директора портала Проектное государство Дениса Пурыжинского о том, что модельный город нужно понимать именно как «образцовый город», а не город-шаблон. При этом важно понимать, что шаблонных «модельных городов» быть не может, но могут быть общими некоторые градостроительные принципы или технологические решения. Например, нельзя построить унифицированную модель для городов Золотого Кольца России – потому что все они настолько разные и градостроительные методы, в которых должны быть настолько щадящими и ювелирными, что говорить об универсальном городе-модели в данном случае нужно с очень большой поправкой. Похожую осторожность, пусть и в меньшем размере, следует применять в случае с космическим кластером и станкоградом.

Здесь важно другое: важен сам принцип реорганизации территории, который либо исходит от создания города на новом месте, либо исходит от принципа органичной ревитации старого городского центра. По мысли Олега Цымбала, здесь важна сама идея надстройки над существующим городским потенциалом. Например, речь в случае станкограда в Иваново идет не о строительстве новых станкостроительных мощностей вокруг местного завода тяжелого станкостроения – одного из лидеров отрасли, еще удерживающего на плаву. Речь о другом: как наладить не просто строительство новых станков, а новых технологических решений, позволяющих создать принципиально новый технополис со станкостроительным комплексом, реорганизующего и развивающего окружающее пространство без ущерба для существующей городской инфраструктуры.

Поэтому, как напомнил Александр Стрельников, необходим не просто новый градостроительный проект, а совершенно новый территориальный анализ, который включал бы в комплексе такие задачи, как поиски занятости в тех местах, где происходят устойчивые демографические потери. Давно назревшей задачей эксперт признал создание русского учебника по урбанистике и соответствующего софт-обеспечения. Но без активного участия государства проекты новых городов буксуют даже в сегодняшнем конъюнктурном бизнес-варианте. В то же время у государства, если жилищный проект называют приоритетным, есть масса способов помочь развитию новых городов. Причем некоторые меры — создание специальной вневедомственной комиссии по новым городам или внесение поправок в Градостроительный кодекс — не требуют бюджетных вливаний.

Проекты модельных городов потребует перехода от мышления домами - к мышлению городами и даже сетями новых функциональных городов. Ведь задача новой урбанизации состоит не только в решении краткосрочных утилитарных проблем вроде занятости населения и решения жилищного вопроса. Главное – реорганизовать городской мир России таким образом, чтобы в его основе была заложена матрица долгосрочного развития русских городов, преобразующих окружающее пространство, а не эксплуатирующих остатки советской инфраструктуры. В этом смысле не имеет принципиального значения, возникнут новые города на новом месте или преобразуют умирающие населенные пункты, вдохнув в них новую жизнь.

Нельзя забывать, что даже в нынешней депрессивной городской картине современной России присутствуют и скрытые векторы будущего развития – ведь даже самая «запущенная» русская урбанизация несет в себе генотип традиционного городского мира России. В отличие от «скучной» Европы застывших форм и территорий, где ничего не меняется столетиями, у нас всегда есть гигантские пространства для освоения или коммуникационно-технической модернизации. Все империи завершали свой рост и само свое бытие, когда внутри не оставалось неразвитых и неосвоенных инфраструктур или когда иссякали возможности для безостановочного грабежа колоний. Но только Россия имеет постоянные пространства для внутренней экспансии - и эти пространства остаются внутренними на протяжении столетий. Поистине это уникальный шанс для России, который мы просто не имеет права не использовать.

 
 

Поместить ссылку в:

Опубликовать в своем блоге Livejournal Поделиться в Facebook Опубликовать в Twitter Добавить закладку в Google Добавить в Google Buzz Добавить закладку в Yahoo Поделиться ВКонтакте Поделиться в Моем Мире Добавить закладку в Yandex Поделиться в Одноклассники

 

Список проектов

Полный список

 

© «Проектное государство», 2011

Информация о проекте

Контактная информация:

E-mail: proektnoegosudarstvo@gmail.com

Сделано в OxMedia, 2011